АНАПА, 1991-Й: КАК ЭТО БЫЛО…

0
1482

Нынешний 2021 год можно в какой-то мере назвать юбилейным по отношению к событиям 30-летней давности. Хотя слово «юбилейный» больше относится к радостным датам, недоброй же памяти 1991-й преподносил ошарашенным анапчанам такие события, от которых мурашки бежали по коже. Куда там до 1991-го прошедшему «тяжелейшему» 2020-му! Чуть ли не каждый день открывали газету, включали телевизор и слышали: Денежная реформа… Поднялась Прибалтика… Проданы на лом авианосцы… ГКЧП… Изолирован президент СССР…. Запрещена деятельность КПСС…Распущен комсомол… Отделилась Украина…. Распался великий и могучий Советский Союз…

Страшнее и тяжелее были, наверное, только годы Великой Отечественной.

Как же жила Анапа в том самом  памятном 1991-м году? Неважно, хотя некоторые утверждают, что курорт действовал, жилье строилось, совхозы урожаи собирали. Горбачева к 1991 году в Анапе уже не любили – были злые на него за очереди в вино-водочных магазинах, за пустые полки, за борьбу с нетрудовыми доходами, за неспособность справиться с межнациональными конфликтами, за его пустую болтовню. Да и Раиса Максимовна авторитету ему явно не прибавляла. Продовольственные заказы, выдаваемые на предприятиях к праздникам, выручали не очень. Правда, нельзя не отметить такой факт: Анапа в то время городом была небольшим, родственно-сватовство-кумовские отношения процветали вовсю, каждый знал, что где у кого достать, так что холодильники многих анапчан, как правило, не пустовали.

Но Анапу уже трясло и лихорадило со всей страной, и тихим курортным городишком образца 1919 года, когда здесь отсиживались от революций и войн члены императорской семьи Романовых, назвать ее было уже никак нельзя.

Город был еще под большим впечатлением от общегородского митинга, состоявшегося накануне, в 1990-м, на переполненном народом стадионе «Спартак». Он был организован группой демократов «За социалистическую справедливость». Организаторы обвиняли в Анапе все и всех, говорили хлестко, выражений не выбирали, стадион одобрительно гудел, подходивших к микрофону руководителей города и района, горкома партии встречали свистом и улюлюканьем, их сторонников вовсе к микрофону не подпускали. На том митинге выразили недоверие горкому КПСС. Также потребовали возвратить церковное здание Храму Св. Онуфрия, отобрав его у Дома пионеров (что было вскоре и сделано), покончить с всевластием Анапского терсовета, подчинив его горисполкому. Терсовет по тем временам был влиятельной организацией, подчинялся непосредственно Москве, принимал столичных гостей на широкую ногу, катал их на правительственной «Чайке», селил в роскошных особняках, что вызывало у анапчан недовольство. По итогам митинга полный состав горкома КПСС подал в отставку. Так что Анапа в 1991-й вступила с новым первым секретарем (и последним!),  им стал секретарь парткома совхоза «Джемете» Леонид Кочетов. Надо сказать, что в ситуации, когда авторитет компартии рушился на глазах и многие начали сдавать партбилеты, с его стороны это был тогда, в общем-то, мужественный шаг.

То время ознаменовалось осквернением памятников Ленина. Неизвестный вандал разбил на постаменте Ильичу, что на улице Ленина, банку с красной нитроэмалью (наверное, олицетворявшей кровь). Какой-то идиот ночью отпилил бронзовую голову вождя на знаменитой скульптуре «Ленин и дети», стоявшей на углу улиц Крымской и Крестьянской (голову потом приделали новую, но спустя некоторое время спилили и эту. Скульптуру потом окончательно убрали).

В январе 1991 года аначан ошарашила денежная реформа, названная в народе «павловской» (в честь министра финансов В. Павлова). Одна из ее официальных задач была избавление от избыточной денежной массы, находившейся в свободном обращении. Предполагалось, что за счет этого удастся расправиться с дефицитом на товарном рынке. Изымались из обращения 50 и 100-рублевые купюры, но менять их на более мелкие можно было с ограничением до 1000 рублей на человека и в течение трех дней. О реформе объявили по телевизору 22 января в 21.00, когда практически все магазины были закрыты и народ не смог уже каким-то образом отоварить свои крупные купюры.

Я в это время дослуживал в милиции последние дни, на столе у начальника ГРОВД лежал мой рапорт об увольнении из органов, меня ждали в редакции «Советское Черноморье», и начальство напоследок, видимо, решило мне сделать «каку» — направило на усиление милицейского наряда в банке, где огромная толпа пенсионеров штурмовала двери в надежде обменять свои крупные купюры на мелкие. Оказалось, что у анапских стариков советского периода денежек в загашниках было немало. Это был, пожалуй, один из самых кошмарных дней в моей жизни. Никогда не забуду этих орущих и толкающих друг друга дедов и старух, стойкий запах валерьянки и дежурившие у входа кареты «скорой». Нельзя было так издеваться над своим народом…

Приятели из ОБХСС рассказали мне забавный случай, связанный с этой денежной реформой. С жалобой на то, что их обманули, пришли в отдел «мандаринщики» — те, кто возит в автоприцепах мандарины в более северные районы. Так вот, если кто помнит, на трассе возле Чекона находилось кафе «Трактир ямщика». Его владельцы, услышав в 21 час по ТВ о реформе, выскочили на трассу и стали тормозить ничего не подозревающих «мандаринщиков», и, скупая оптом весь их товар, расплачивались 50 и 100-рублевками. Цитрусовые они потом успешно реализовали за мелкие купюры, а вот довольные сделкой «мандаринщики» возвращались с пачками денег домой и с ужасом узнавали о павловской реформе! Чем закончилась проверка тех заявлений, я уже не помню…

Тот 1991-й стал годом рождения в Анапе двух общественных  национальных организаций – ЦАНКа и казачьего общества.  Последнее рождалось у меня буквально на глазах. Во-первых, я еле отбился от, казалось бы, выгодного в финансовом отношении предложения работать в новой газете «Казачий круг» (и слава богу, т.к. ее вскоре закрыли). Во-вторых, присутствовал на самой первой встрече анапчан в ДК «Курортном» с недавно избранным Кубанским казачьим атаманом Владимиром Громовым.

…Зал «Курортного» был в тот день набит битком, толпа ликующе ревела, встречая кубанского атамана, сразу после окончания мероприятия многие рванули к столам на сцене, записываясь в казаки. Мне нужно было, как журналисту «Советского Черноморья», задать Громову пару вопросов. Меня, пробирающегося к столу, где сидел атаман, заметили и остановили двое охранников-бугаев в черкесках и с нагайками: «Куда?! До батьки?!». Я им ничего объяснять не стал, просто окликнул атамана: «Прокофьич!» Громов, бывший мой университетский профессор, увидев меня, широко улыбнулся: «Здорово! Ты как здесь?» Бугаи расступились…

Тем же вечером была еще одна встреча. В вестибюле «Курортного» от толпы прибывших с Громовым казаков отделился один, большой, как медведь, кинулся ко мне с объятиями. Валера Матвеев, мой университетский сокурсник по истфаку. «А ты что, не с нами? Давай вступай! Ты же из коренных казаков, историю казачью лучше меня всегда сдавал! Громов сказал, всем нашим историкам подполковника присваивать будет!» Еле доказал Валере, что журналист всегда должен оставаться нейтральным и объективным…

Потом у анапских казаков что-то не заладилось, они разделились на два непримиримых лагеря: на «красных» и «белых», начали конфликтовать с милицией. Выбранного атаманом анапского врача Владимира Головченко, человека, видимо, с большими амбициями, объявили вдруг на краевом уровне раскольником, его имя замелькало в кубанской прессе. В те казачьи перипетии я не вмешивался. Хотя не могу не сказать, что сам врач Головченко жил в общежитии медиков, как раз над моим кабинетом в редакции, на ул. Пушкина, 14 (ныне снесенное здание бывшей детской поликлиники), частенько заходил к нам на «рюмочку чая», пел песни под гитару про доблестного рыцаря Айвенго, и был, в общем-то, вполне компанейским парнем. Дальнейшую судьбу его не знаю.

Еще, перебирая в памяти события 1991 года, вспоминаю эпизод, связанный с празднованием 1 мая. Не остывающий вооруженный конфликт в Нагорном Карабахе между армянами и азербайджанцами неожиданно имел выплеск в нашей Анапе. В ночь на 1 мая пеший милицейский патруль следовал вдоль предстоящего маршрута колонн демонстрантов. Помимо прочих праздничных атрибутов здесь находились и большие 15 щитов с гербами всех союзных республик. Не успели патрульные и глазом моргнуть, как у щита с гербом Азербайджана притормозил жигуленок без госномеров, из него выскочил брюнет, лезвием ножа исполосовал герб, запрыгнул в машину – и был таков! Запасного герба, конечно, не было, щиты, посоветовавшись, немного сдвинули и утром в 10 часов, мимо них двинулись праздничные колонны. Что гербов не 15, а 14, никто не заметил…

Анапа менялась. Как грибы после дождя появлялись кооперативные ларьки. В них продавали импортные алкогольные напитки, американские сигареты, самодельные джинсы–«варенки», меховые изделия, хрусталь и прочее, бывшее раньше в дефиците.

Кстати о дефиците. В одном из пунктов резолюции вышеупомянутого общегородского митинга значилось: ежемесячно публиковать в «Советском Черноморье» отчеты о поступившем в Анапу дефиците. Анапчан раздражало, что дефицит, поступающий в курорторг, распределялся между работниками торговли и городским начальством. Однако, как я ни напрягал память, таких газетных отчетов и не вспомнил. Зато нас, журналистов, в том 91-м часто начали вызывать анапчане в магазины на контроль за продажей дефицитных товаров (скажем, польских батников), мы наблюдали за процессом со стороны, и продавцы, зная нас в лицо, поглядывали на нас, опасаясь, наверное,  больше, чем сотрудников ОБХСС…

А еще в Анапе началась выдача талонов – на сахар, на мыло, на папиросы. Люди хватали все, а потом порой не знали, куда все это девать…

Конечно, самым памятным событием 1991 года был августовский путч, вошедший в историю России как ГКЧП. Вся Россия, в т.ч. и Анапа разделилась на два непримиримых  лагерь: за ГКЧП и против. В Анапе жадно ловили всю информацию из Москвы: чья сторона одержит верх. Некоторые руководители высокого ранга срочно ушли на больничный – чтобы потом, в случае чего, быть как бы «не при делах». По Анапе ходила хохма про одного известного главврача санатория, который у себя в кабинете каждый день то снимал со стены портрет Горбачева, то водворял его обратно.

Весьма любопытная деталь, касающаяся Анапы в свете происходивших в те дни в Москве событий. 22 августа, когда в столице стало окончательно ясно, что победила демократия, кому-то пришла идея свергнуть с пьедестала стоявший на Лубянке памятник Дзержинскому, якобы, олицетворяющий старый строй. Возбужденная толпа в эйфории бросилась к «железному Феликсу», накинула на него трос, привязала к автобусу и начала  раскачивать. Но нашлись умные головы, сообразившие, что неконтролируемое падение 11-тонного памятника, разлетающиеся при этом осколки могут привести к человеческим жертвам в беснующейся толпе. К тому же тяжелый монумент мог обрушить подземный переход на станцию метро «Лубянка». Спросили у собравшейся толпы, нет ли среди них опытного прораба или строителя, который бы смог взять не себя, с учетом всех требований техники безопасности, организацию сноса памятника. Вперед выступил худощавый пожилой мужчина, назвавшийся строителем. Он и руководил подъехавшим краном, аккуратным подъемом и опусканием «железного Феликса» на платформу, а затем отправкой его на площадку  у Крымской набережной. Остается только добавить, что тем строителем был будущий мэр Анапы Гермоген Королев. О нем – чуть позже.

Что касается редакции «Советского Черноморья», где я тогда работал, то там было 19-20 августа довольно жарко, там тоже обозначились два лагеря. Надо сказать, что в составе редакции, тогда было аж 4(!) депутата городского Совета. Я в этих редакционных баталиях участия не принимал, поскольку не так давно перешел сюда из милиции, докой в политике себя не считал, спокойно сидел и работал на своем криминальном отделе. Помню, приходит ко мне в кабинет представительница путчистов и спрашивает: «Рассуди нас, нужно ли публиковать у нас в газете постановление ГКЧП». «Публикуйте», — говорю. Тут же заходит «депутатша-демократша»: «Как ты смотришь, если опубликовать воззвание Ельцина?» «тоже публикуйте», — отвечаю. И, видя недоумевающие взгляды, пытаюсь им втолковать, что газета не должна плясать под дудку только какой-то одной партии, это печатный орган для всех граждан, на страницах которого свою позицию могут выразить все стороны. Опубликуйте, говорю, мол, рядом, на одной странице, обращение и ГКЧП и Ельцина – вот анапчане пусть сами и разбираются, кто из них прав. Не поняли меня, хлопнули дверью…

Честно говоря, я и сегодня не знаю, на чьей стороне была в те дни правда. Когда вижу сегодняшнюю Россию с ее капиталистическим оскалом, где стремительно растет пропасть между олигархами и простыми людьми, где 90% российских недр сосредоточены у маленькой кучки богатеев, покупающих миллиардные особняки за границей, выводящих в офшоры наши деньги. Когда вижу заходящие иногда в Анапу их белоснежные многоэтажные яхты. Когда по телевизору слышу призывы скинуться всем миром на дорогостоящую операцию для малыша-инвалида. Когда слышу издевательские высказывания министра  финансов Силуанова, что на добавленную к пенсии 1 тысячу рублей российские пенсионеры смогут выезжать на отдых за границу…

В «Советском Черноморье» после долгих дебатов вообще решили на тему путча ничего не писать. Никакого ГКЧП газета как будто не заметила. Правда, конкуренты тут же поспешили обвинить ее в… «преступном молчании». В конце августа – сентябре в Анапе начались разборки: кто в период с 19 по 21 августа 1991 г. что делал, что  говорил, какую позицию занимал… Нервы попортили многим, некоторые потеряли свои кресла. К нашему редактору Владимиру Калачеву, порядочному добродушному дядьке, по августовким событиям придраться было трудно, но все равно нервы ему потрепали так, что он, плюнув на все, написал заявление об увольнении. К руководству газетой пришла Клавдия Бережнова, опытный журналист, проработавший в газете три десятка лет.

Деятельность КПСС запретили, Анапский горком закрыли. Туда потянулись за своими учетными карточками коммунисты, их выдавал завсектором учета Михаил Голубюк, сам после этого подавшийся в журналисты. Что касается самого здания горкома на ул. Ленина, 6, то вокруг него возникла полемика. Дело в том, что новоявленный Президент России Ельцин одним из первых своих указов передал все здания горкомов судам. Те в российских глубинках влачили жалкое существование, зачастую в старых помещениях, и переезд в новые здания должен был, по задумке Бориса Николаевича, значительно поднять судам престиж. Однако в Анапе осталась «бездомной» выселенная из будущего Храма Св. Онуфрия ребятня, а председатель городского суда Виктор Маслов, по характеру человек скромный, не решился воспользоваться своим законным, данным самим Президентом России, правом, и горсуд остался пока на прожнем месте, на улице Шевченко. Зато потом молодой и пробивной преемник Маслова избытком скромности не страдал, потребовал свое законное и горсуд чуть позже переехал на свое нынешнее место, в здание бывшего горкома КПСС. 


В тот же день, вслед за Боюром, пришлось познакомится с Дьяконовым и мне. В том же зале собрали редакторов краевых и районных газет для знакомства с новым губернатором и новым председателем краевого Совета А. Ждановским. На эту встречу я поехал вместе с Клавдией Бережновой, будучи уже заместителем редактора «Советского Черноморья».Ну, Ждановский «серой лошадкой» для меня не был, он преподавал у нас на кафедре (везет же мне на университетских профессоров!), я еще недоумевал, чего это его во власть потянуло, историческими науками заниматься у него получалось лучше. А вот наблюдать за Дьяконовым, было гораздо интереснее. Грубоват, в выражениях на стеснялся, косноязычен. Редакторы в кулуарах потом шептались, что такой человек в губернаторах долго не задержится. Так оно и вышло…

После провала ГКЧП было ясно, что последуют изменения в руководстве края и Анапы. Обвинв Николая Кондратенко во всех грехах, в т.ч. и в поддержке ГКЧП, и сняв его с должности председателя краевого Совета, президентским указом губернатором Кубани был назначен демократ Василий Дьяконов, проявивший себя в Москве во время противодействия путчу. Сначала он собрал у себя в Краснодаре глав города и района. Вспоминает тогдашний руководитель Анапского района Михаил Боюр: «Заходим в фойе здания крайисполкома. А там на столах – бутылки водки, вина, закуска… Раньше ставили минеральную воду и газировку. Проходим в зал, рассаживаемся. Ждем 15-20 минут. Никого. В былые времена такие совещания начинались всегда минута в минуту. Продолжаем ждать. Вдруг выходит на сцену… юморист Петросян. Шутит минут 30. Наконец, появляется сам Дьяконов. Он говорит: «Пришла демократическая власть и теперь все будет по-новому. Прежний колхозно-совхозный строй – это болото, его руководители – черти. Мы, демократы, эти болота осушим, а черти сами разбегутся…».

Спустя некоторое время Дьяконов приехал в Анапу с целью поставить руководителями города и района своих доверенных лиц. Накануне на площади перед зданием горрайисполкомов демократы сожгли чучело председателя городского Совета Машукова. Спустя добрых четверть века Валентин Дмитриевич в беседе со мной у него дома с болью вспоминал этот эпизод. Ему, сделавшему в те годы для Анапы больше, чем кто либо, непонятно и обидно было такое отношение  к себе…

Дьяконов приехал в сопровождении двух дюжих охранников, у которых под пиджаками были десантные автоматы. Михаил Боюр вспоминает, что охранники сидели вместе с ним в президиуме и дуло одного из автоматов уперлось ему в бок – ощущение, надо сказать, не из приятных.

Самые большие страсти загорелись на сессии районного Совета. Дьяконов не согласился с решением сессии назначить главой Анапского района Боюра. Заявил, что боюровские методы устарели, он все равно будет поддерживать прогнивший совхозный строй, поэтому нужно выбрать демократа. И предложил кандидатуру никому неизвестного учителя физики из Джигинской школы Г. Почернина. А Боюр пусть остается, мол, председателем районного Совета и «будет советовать» главе. Районные депутаты не поддержали предложение губернатора (попробовали бы депутаты последующих созывов, привыкшие к «одобрямс», перечить губернаторской воле!). Дьяконов громко хлопнул дверью и ушел с сессии. И своим волевым решением назначил и.о. главы Анапского района Григория Почернина, а главой города-курорта — строителя Гермогена Королева. Бывший учитель, не имеющий никакого опыта управленческой работы, в кресле и.о. районного главы удержался недолго, успев наделать в тот переломный период много ошибок. Да и у Гермогена Кирилловича позже началось серьезное противостояние с депутатами горсовета, закончившееся его уходом с поста мэра.

И самое, конечно, тяжелое событие 1991 года – это распад великой страны, которая называлась Союз Советских Социалистических Республик. Приговор ему подписан в Беловежской пуще в декабре. Вместе с СССР мы потеряли мирное межнациональное сосуществование, спокойствие граждан, право на труд и зарплату, эффективную систему сельского хозяйства, лидерство в космической отрасли, передовую науку (за рубеж уехали десятки тысяч ученых), развитую промышленность, политическое влияние в мире, национальное самоуважение, сильнейшую армию и многое-многое другое.

…А знаете, что больше всего лично мне почему-то вспоминается? Как в 1979-м, после многомесячного рейса по европейским, азиатским и африканским портам, наше судно возвращалось наконец-то домой. Было на флоте такое бравурное выражение, которое мы, курсанты, переняли от бывалых моряков – «Идем в Союз». Вроде простая такая фраза, а как она грела наши души и сердца, какой гордостью за свою страну их наполняла… «Идем в Союз!» — такие радиограммы мы дружно направили ждавшим нас на берегу родным и невестам. Могли ли мы тогда, счастливые и юные, верящие в свое будущее, предположить, что настанут для всех нас совсем другие времена…

Геннадий ВОЙТЕНКО, гл. редактор, Заслуженный журналист Кубани

 

Добавить комментарий

Авторизуйтесь для добавления комментария через соцсеть: